"А вот и Тэффи! Зал хохочет..."

«Читают ли мужчины женскую прозу? – задумалась Пятнашка. - Особенно – прозу женщин-сатириков? Очевидно, что нет. Не женское это дело, считают мужчины. А зря. Женский юмор – особенный. И я это сейчас докажу! Ведь сегодня - юбилей Тэффи!».

«Женский вопрос»

  Шел 1901 год. 2 сентября на страницах журнала «Север» появилось стихотворение «Мне снился сон, безумный и прекрасный…», подписанное фамилией – Лохвицкая. 

Публикация, как и дебют, прошли незамеченными. 

Еще бы! Поэтессы Лохвицкой так и не состоялось. Зато позже, в 1904 появится веселое имя Тэффи! И искрометные юмористические рассказы будут читать ВСЕ! И прежде всего – мужчины!

  Ею восхищался Иван Бунин, ее высоко ценил законодатель эмигрантской критики Георгий Адамович… Алхимик сатирического «яда» Михаил Зощенко считал, что Тэффи владела особой тайной – «тайной смеющихся слов».

  Современник писательницы Саша Черный писал: «Прежние писательницы приучили нас ухмыляться при виде женщины, берущейся за перо. Но Аполлон сжалился и послал нам в награду Тэффи. Не «женщину-писательницу», а писателя большого, глубокого и своеобразного».

  «Лучшей, изящнейшей юмористкой нашей современности» назвал Тэффи А. Амфитеатров.

  «Она единственная, оригинальная, чудесная Тэффи! — восклицал Куприн. — Любят ее дети, подростки, пылкая молодежь и зрелые люди труда, и посыпанные сединою отцы» .

  В дореволюционной России известность Тэффи была такова, что предприимчивые коммерсанты ее именем называли духи и конфеты.
  Откуда же взялось это милое кукольное имя?

  Объяснение этому мы находим в рассказе «Псевдоним»: «К дамам принято относиться с легкой усмешечкой и даже недоверием… Прятаться за мужской псевдоним не хотелось. Малодушно и трусливо». И она стала подыскивать себе имя, которое принесло бы удачу: «Лучше всего это имя какого-нибудь дурака. Дураки всегда счастливы».

  И такого счастливца она знала – некий Степан, которого домашние называли Стэффи. Из деликатности она отбросила первую букву и получилась новое имя-псевдоним. Интуиция не обманула – это имя стало счастливым талисманом.

  Псевдонимом Тэффи впервые была подписана одноактная пьеса «Женский вопрос», поставленная в петербургском Малом театре в 1907году.

Веселое имя ТЭФФИ!

  Настоявшее имя Тэффи – Надежда Александровна Лохвицкая. Семья профессора криминалистики А. В. Лохвицкого, известного своим ораторским искусством и остроумием, была большой и обеспеченной. Ее литературный дар – фамильная черта. Прадед ее Кондратий Лохвицкий, масон времен Александра I, писал мистические стихи. Ее старшая сестра Мирра прославилась, как поэтесса, сам Бунин называл ее «русской Сафо».

  Вспоминает писатель Виктор Окс: «Это было в 1894 — может быть, 1895 году. Раз в неделю бывало собрание у поэтессы Ольги Николаевны Чюминой... В тот вечер ждали Мирру Лохвицкую, лауреатку Пушкинской премии, талантливейшую поэтессу, теперь забытую. Она вошла — яркая, гордая, красивая. За нею, в ее тени, робко и застенчиво вошла тоненькая, как тростинка, молоденькая девушка, головка которой клонилась под бурной волной пушистых волос цвета спелой пшеницы.

— Я позволила себе привезти к вам сестру,— обратилась вошедшая к хозяйке.— Надя, подойди же.

Две щечки под пшеницей заалели маком.

— Пишет? — пробасил С. А. Венгеров, не сводя с бедной девочки глаз.

Маки превратились в томаты, потом в бураки.

— Пишет, кажется,— небрежно ответила Мирра».

 

  И она писала... Сразу после выхода первых юмористических рассказов стало понятно – на литературном сатирическом небосклоне зажглась новая яркая звездочка. Второй сборник поднял имя Тэффи на новую высоту и сделал её одним из самых читаемых писателей России. Вплоть до 1917 года регулярно выходили новые сборники рассказов («И стало так…», «Дым без огня», «Ничего подобного», «Неживой зверь»), неоднократно переиздавались уже изданные книги.

  Излюбленный жанр Тэффи – миниатюра, построенная на описании незначительного комического происшествия. Своему двухтомнику она предпослала эпиграф из «Этики» Б.Спинозы, который точно определяет тональность многих ее произведений: «Ибо смех есть радость, а посему сам по себе – благо».

  На страницах своих книг Тэффи представляет множество разнообразных типажей: гимназисты, студенты, мелкие служащие, журналисты, чудаки и растяпы, взрослые и дети - маленький человек, всецело поглощённый своим внутренним миром, семейными неурядицами, мелочами быта. Никаких политических катаклизмов, войн, революций, классовой борьбы.   И в этом Тэффи очень близка Чехову, заметившему однажды, что если и погибнет мир, то вовсе не от войн и революций, а от мелких домашних неприятностей.

  Ее рассказы отмечены беспощадным зрением психиатра-профессионала:

«Демоническая женщина отличается от женщины обыкновенной прежде всего манерой одеваться. Она носит черный бархатный подрясник, цепочку на лбу, браслет на ноге, кольцо с дыркой "для цианистого кали, который ей непременно пришлют в следующий вторник", стилет за воротником, четки на локте и портрет Оскара Уайльда на левой подвязке» («Демоническая женщина»)

Высказывания блещут самоиронией и искрометным юмором:

«Если сидишь под деревом и птичка испортила тебе шляпку, то тебе совершенно безразлично, что это за птичка - соловей или ворона. Так вот. Изменил ли тебе шекспировский Ромео или приказчик из башмачной лавки - одинаково неприятно».

«Меня интервьюировали.

– Над чем вы сейчас работаете?

– Я шью туфли для куклы моей племянницы»

«– В шесть часов вставать? Да что вы, с ума сошли, что ли? Этак можно себе нервы вконец истрепать! («Письма издалека») 

Образы жизненны и точны…

«У Маргариты Николаевны репутация умной женщины. К ней приходят за советом в психологически трудную минуту. Исключительно женщины. В материально-трудную минуту к ней не приходят. Вполне логично. Раз она умная, значит денег не даст» («Все о любви»).  

«Из парикмахерской выскочила знакомая дама. — Безобразие! Жду три часа. Все парикмахерские битком набиты… Вы уже завились?

— Нет,— отвечаю я растерянно.

— Так о чем же вы думаете? Ведь большевики наступают, надо бежать. Что же вы так нечесаная и побежите? ( «Воспоминания»).

Наблюдения остроумны.

«Знаете, есть люди, которые с удовольствием едят устриц. Про людей этих говорят, что они устриц любят. И правильно. В понятие «любить» всегда привключается понятие «сожрать». ( «Письма издалека»). 

«В немецком курорте русскому человеку неуютно. Во-первых, раз двенадцать – пятнадцать в день вся прислуга здоровается. Нервного человека эта система доводит до конвульсий. После шестьдесят пятого гутентага редкий организм оправляется». ( «Письма издалека»).

 «С утра до ночи, то замирая, то снова ожесточаясь, жужжат по магазинам отъезжающие дамы.

Дамы бывают разные: дамы покупающие, дамы изнывающие, дамы просто созерцающие. Дамы с картонками, дамы с детьми, дамы со свертками, дамы с мужьями…

Несчастнее всех чувствуют себя в этой сутолоке мужья, сопровождающие своих жен. Сначала они еще пробуют острить и подшучивать над дамскими страстями.

– Бабы!.. Тряпки!.. Отчего нам не придет никогда в голову заниматься подобной ерундой?

Но они скоро теряют последнюю бодрость духа, смолкают, бледнеют, и глаза их приобретают невинно-фанатическое выражение прерафаэлистских девственниц.

– Мишель! Которая материя тебе больше нравится – вот эта голубая или сиреневая?

– Го-голубая… – раздается тихий стон.

– Ну, так отрежьте десять аршин сиреневой, – обращается дама к приказчику».

  По свидетельству Ирины Одоевцевой Тэффи «восхищались буквально все – начиная от почтово-телеграфных чиновников…. До императора Николая II», однако воспринималась она как чистая юмористка. Трудно тогда было предположить, что из-под ее пера появятся такие шедевры большой прозы, как Ваня Щеголек», «Явдоха», «Дураки», «Летом», «Ке фер?».

На перепутье

  Как и многие из ее поколения, она перенесла «революционную инфлюэнцу», с энтузиазмом приветствует февральскую революцию. Но Октябрьскую революцию Тэффи не сумела понять и принять.

  ...Холодная, голодная, опустошенная Москва. «Жили как в сказке о Змее Горыныче, которому каждый год надо было отдавать 12 девиц и 12 добрых молодцов»,— пишет она в своих «Воспоминаниях».

  После закрытия властями журнала «Новый Сатирикон», осенью 1918 года Н.А. Тэффи вместе с А.Аверченко уехала из Петрограда в Киев, где должны были состояться их публичные выступления. После полутора лет скитаний по российскому югу (Киев, Одесса, Новороссийск, Екатеринодар) писательница с большими трудностями эвакуировалась в Константинополь, а потом добралась до Парижа.

Грустная фея смешных сюжетов

  32 года, проведенные в эмиграции, сложились удачно. Ее печатали в известных парижских газетах. В своем маленьком гостиничном номере она создала литературный салон, завсегдатаями которого были Саломея Андреева, Алексей Толстой, Наталья Крандиевская, Георгий Иванов, Ирина Одоевцева.

 Как и в Петербурге, где ее остроты мгновенно разлетались по салонам и кружкам, она стала всеобщей любимицей. «А вот и Тэффи! Зал хохочет, На миг тоску забыть он хочет…» – писали о ней.

  Париж так и не стал для писательницы второй родиной. Все ее лучшие рассказы были о русских, для русских и об утерянном рае» – России.

  Когда стало ясно, что возвращение на родину невозможно, в ее рассказах появляется грусть… В ее творчестве сочетались трагедия и комедия, смех сквозь слезы.

«Анекдоты смешны, когда, их рассказывают, – говорила Тэффи. – А когда их переживают, это трагедия». И все же ее любили веселой.

«Смейся!» – говорили мне читатели. «Смейся! Это принесёт нам деньги», – говорили мои издатели. И я смеялась!», - восклицала она. 

  Быть может, этот смех позволил многим вчерашним соотечественникам не потерять себя на чужбине, вдохнул в них новую жизнь, дал надежду. Ведь, если человек ещё способен смеяться над собой, то ещё не всё потеряно...

… Свой творческий путь Надежда Александровна Тэффи, завершала в нужде и одиночестве. Война разлучила её с дочерьми. На руках умирал любимый человек.

  А она, такая же остроумная, изящная, светская, она старалась изо всех сил сопротивляться болезням, изредка бывала на эмигрантских вечерах и вернисажах, поддерживала близкие отношения с И.Буниным, Б.Пантелеймоновым, Н.Евреиновым, ссорилась с Дон-Аминадо, принимала у себя А.Керенского. Она продолжала писать книгу воспоминаний о своих современниках (Д.Мережковском, З.Гиппиус, Ф.Сологубе и др.), печаталась в «Новом русском слове» и «Русских новостях»…

  «По болезни неизлечимой я непременно должна скоро умереть. Но я никогда не делаю то, что должна. Вот и живу», - с иронией признаётся Тэффи в одном из своих писем.

И все еще мечтала… О родине...

На острове моих воспоминаний

Есть серый дом. В окне цветы герани,

ведут три каменных ступени на крыльцо.

В тяжёлой двери медное кольцо.

Над дверью барельеф - меч и головка лани,

а рядом шнур, ведущий к фонарю.

На острове моих воспоминаний

я никогда ту дверь не отворю!..

По страницам книг:

Антология сатиры и юмора России ХХ века. – Т. 12. Тэффи. – М. : Эксмо, 2002.

Библиотека мировой новеллы : Тэффи / Сост. Л.С. Калюжная. – М. : Звонница-МГ, 1999.