История одной дуэли

Вы конечно помните название Черной речки под Санкт-Петербургом, которое ассоциируется в нашей памяти с роковой дуэлью Пушкина с Дантесом 9 февраля 1837 года. Об этом поединке знает каждый русский человек. А вот о дуэли двух известных русских поэтов Николая Гумилева и Максимилиана Волошина на той же самой Черной речке 72 года спустя, известно разве что специалистам. В начале ХХ в. дуэли уже считались анахронизмом, поединки поэтов Серебряного века, как правило, обходились без кровопролития и до применения оружия, не доходили. Дуэль Волошина и Гумилева стала последним поединком поэтов ХХ века.

Сегодня в своей Воскресной рубрике я расскажу историю, связанную с событиями, которые произошли в начале декабря 1909 года, ровно 210 лет назад…

Яблоко раздора, или Самая громкая мистификация Серебряного века                                                        

Бронзовые кудри, обрамлявшие бледное лицо, четко очерченные губы, чуть прихрамывающая походка – так описала свой облик в телефонном разговоре с издателем художественного журнала «Аполлон» Сергеем Маковским таинственная 18-летняя испанка Черубина де Габриак.

В 1909 году она отправила ему несколько писем со своими стихами. Написаны они были изящным почерком на дорогой бумаге, пропитанной духами. Листки были проложены бутонами засушенных цветов. Обратного адреса поэтесса не оставила.

Загадочная особа не на шутку взволновала известного покорителя женских сердец: издатель Сергей Маковский окончательно потерял покой, когда отправительница позвонила ему в редакцию.

С. Маковский

«Голос у нее оказался удивительным: никогда, кажется, не слышал я более обвораживающего голоса. Не менее привлекательна была и вся немного картавая, затушеванная речь: так разговаривают женщины очень кокетливые, привыкшие нравиться, уверенные в своей неотразимости», - вспоминал он позже их первый разговор.

Девушка мало рассказывала о себе, отказывалась появляться в редакции, ограничиваясь только письмами и редкими звонками по телефону. Издателю удалось выяснить лишь то, что она испанка, ревностная католичка, которая получила строгое воспитание в монастыре. За каждым ее шагом день и ночь следили строгий отец и ее исповедник, монах-иезуит.

В слепые ночи новолунья,

Глухой тревогою полна,

Завороженная колдунья,

Стою у темного окна.

Стеклом удвоенные свечи

И предо мною, и за мной,

И облик комнаты иной

Грозит возможностями встречи.

Не только Маковский, но и все «апполоновцы», и все читатели считали своим долгом влюбиться в таинственную иностранку.

Издатель предпринимал попытки найти незнакомку, но раскрыть тайну Черубины оказалось непросто. Не помогла даже полиция: в городе не было зарегистрировано особы с фамилией де Габриак.

Когда Маковский начал требовать у Черубины свиданий, она поступала как настоящая кокетка. Например, она обещала быть в театре. Маковский выбирал самую красивую даму, полагая, что это Черубина. А она на следующий день высмеивала избранную красавицу.

Прислушайся к ночному сновиденью,

не пропусти упавшую звезду…

по улицам моим Невидимою Тенью

я за тобой пройду…

Ты посмотри (я так томлюсь в пустыне

вдали от милых мест…):

вода в Неве ещё осталась синей?

У Ангела из рук ещё не отнят крест?

Или же Черубина говорила: "Завтра я буду кататься на Островах". Маковский мчался на Острова, а потом рассказывал Черубине, что узнал ее, что она была одета так-то, в таком-то автомобиле. А она, смеясь, отвечала, что она ездит только на лошадях.

Так Черубина "выбивала шпагу из рук" Маковского.

Любовный треугольник и рождение де Габриак

На самом же деле под маской томной католички скрывалась 22-летняя Елизавета Дмитриева, дочь учителя чистописания и акушерки. Судьба Елизаветы сложилась непросто: с детства девушка была нездоровой, она переболела туберкулезом легких, и потому вынуждена была постоянно носить корсет.

Кроме того, она была слегка полноватой и хромала на одну ногу, что тоже не делало ее более привлекательной. Несмотря на постоянную слабость, Елизавета обладала неуемной жаждой знаний: она окончила гимназию с отличием, посещала университетские курсы в Петербурге и даже отправилась на учебу в Сорбонну. Правда, заграничное образование ее разочаровало, но зато именно за рубежом случилось знаковое событие для ее жизни - знакомство с поэтом Николаем Гумилевым.

Отношения Гумилева и Дмитриевой были непростыми: будучи творческими личностями, они с головой уходили в чувства, порой обижая друг друга, а порой - искренне желая любви. 
«Это была молодая звонкая страсть, - вспоминала Дмитриева. -
«Не смущаясь и не кроясь я смотрю в глаза людей, я нашел себе подругу из породы лебедей», – писал Н. С. на альбоме, подаренном мне. Мы стали часто встречаться, все дни мы были вместе и друг для друга. Писали стихи, ездили на «Башню» и возвращались на рассвете по просыпающемуся розовому городу. Много раз просил меня Н. С. выйти за него замуж, никогда не соглашалась я на это; в это время я была невестой другого…  Почему я так мучила Н. С.? - Почему не отпускала его от себя? Это не жадность была, это была тоже любовь. Во мне есть две души, и одна из них, верно, любила одного, другая другого. О, зачем они пришли и ушли в одно время!..».

Возможно, этот «другой» и был Максимилиан Волошин. Всех троих судьба свела в 1909 г. на даче у Волошина в Коктебеле. Так образовался любовный треугольник. Девушка признавалась: «Судьбе было угодно свести нас всех троих вместе: его, меня и М. Ал. – потому что самая большая любовь моя в жизни, самая недосягаемая, это был Максимилиан Александрович. Если Н. Ст. был для меня цветением весны, «мальчик», мы были ровесники, но он всегда казался мне младше, то М. А. для меня был где-то вдали, кто-то никак не могущий обратить свои взоры на меня, маленькую и молчаливую». «Недосягаемый» поэт ответил Дмитриевой взаимностью, и Гумилеву пришлось уехать из Коктебеля в одиночестве.

Волошина заинтересовали и стихи Елизаветы, которые начинающая поэтесса читала на одном из литературных вечеров. Однако для поэта было очевидно: уж слишком не соответствовал образ добродушной пышки страстям, бушевавшим в литературных произведениях Дмитриевой. 
"Маковский, "Рара Маko", как мы его все называли, был чрезвычайно аристократичен и элегантен. Я помню, он советовался со мною - не вынести ли такого правила, чтобы сотрудники являдись в редакцию "Аполлона" не иначе, как в смокингах. В редакции, конечно, должны быть дамы, и Рара Маko прочил балерин из петербургского кордебалета.  Лиля - скромная, не элегантная и хромая - удовлетворить его, конечно, не могла и стихи ее были в редакции отвергнуты". Тогда мы и решили изобрести псевдоним и послать стихи письмом", - вспоминал Волошин. И далее:
"Габриак был морской черт, найденный в Коктебеле, на берегу, против мыса Мальчин. Он был выточен волнами из корня виноградной лозы и имел одну руку, одну ногу и собачью морду с добродушным выражением лица. Он жил у меня в кабинете, на полке с французскими поэтами... - пишет Максимилиан. - Имя ему было дано в Коктебле. Мы долго рылись в чертовских святцах ("Демонология" Бодена) и наконец остановились на имени "Габриах". Это был бес, защищающий от злых духов... Для псевдонима (Елизаветы, ред.) мы взяли наудачу черта Габриаха". 
Черт Габриах превратился в Черубину де Габриак, а частицу "де" "заговорщики" прибавили для аристократичности.
Так, летом 1909 года, и родилась совместная идея литературной мистификации, был придуман звучный псевдоним и литературная маска таинственной красавицы-католички Черубины де Габриак. Все это: и стихи, перевязанные лентой, и аромат лучших французских духов, и сухоцветы между страницами создавали образ нереальный, таинственный и романтично-томный. Весь высший свет зачитывался ее поэзией, так хороши были созданные ею стихи.

Эти руки со мной неотступно

Средь ночной тишины моих грез,

Как отрадно, как сладко преступно

Обвивать их гирляндами роз.

Я целую божественных линий

На ладонях священный узор…

Однако тайна не могла всегда оставаться тайной. Волошин и Гумилев пришли в жизнь Елизаветы практически одновременно, и, как это часто бывает, не смогли удержаться от того, чтобы не соперничать за ее благосклонность.

Ссора соперников

16 ноября 1909 г. Гумилев предпринял последнюю попытку вернуть Дмитриеву: поэт сделал ей очередное предложение и опять получил отказ. После этого появились слухи о том, что Гумилев якобы рассказывает в грубых выражениях о подробностях их с Дмитриевой романа. Волошин не мог на это не отреагировать. Через 2 дня он прилюдно дал обидчику пощечину – это расценивалось как вызов на дуэль. Писатель Алексей Толстой был свидетелем этой сцены. Позже он встал на сторону Гумилева: «Я знаю и утверждаю, что обвинение, брошенное ему, – в произнесении им некоторых неосторожных слов – было ложно: слов этих он не произносил и произнести не мог. Однако из гордости и презрения он молчал, не отрицая обвинения, когда же была устроена очная ставка и он услышал на очной ставке ложь, то он из гордости и презрения подтвердил эту ложь».

Плохой день для дуэли.

Иллюстрация из Harper’s New Monthly Magazine.

Март 1887 года

Дуэль, как и упоминалось в самом начале, состоялась 22 ноября (по новому стилю 6 декабря) 1909 года на Черной речке под Санкт-Петербургом, том самом месте, где 72 года назад погиб А.С. Пушкин. Максимилиан Волошин и Николай Гумилев стрелялись на пистолетах середины ХІХ века.

Имя секунданта Гумилева нам неизвестно. А вот секундантом Волошина был граф Алексей Николаевич Толстой, присутствовавший во время ссоры поэтов.

Иначе как странной эту дуэль не назовешь. Во-первых, оба дуэлянта запоздали к месту поединка. Гумилев отправился на дуэль в собственной машине. И одет был по-барски: в дорогой шубе и цилиндре. Его машина застряла в снегу.

Во-вторых, Волошин, ехавший на обыкновенном извозчике, тоже застрял в сугробе и решил идти пешком к месту дуэли, но по дороге потерял калошу. Без нее поэт стреляться не хотел. Секунданты бросились искать волошинскую калошу. Наконец, пропажа была обнаружена и возвращена владельцу.

Ну, и в-третьих, пистолеты пушкинского времени были мало приспособлены для стрельбы в сырую погоду. К тому же дуэлянты не умели как следует обращаться с оружием.

Граф Толстой отсчитал шаги, разделявшие дуэлянтов. Бесстрашный Гумилев сбросил с плеч шубу. Остался в смокинге и цилиндре. Напротив него стоял растерянный Волошин в шубе без шапки, но в калошах. Его руки дрожали. позднее он признался, что никогда не держал в руках пистолета...
Толстой стал отсчитывать роковые секунды: раз… два… три…

Раздался выстрел. Гумилев промахнулся. У Волошина курок дал осечку. Гумилев крикнул: «Стреляйте еще раз». И снова выстрела не последовало. Гумилев потребовал третьего выстрела. Секунданты возразили: это не по правилам. На этом дуэль была остановлена. К счастью, дело обошлось без кровопролития. 

Маски сняты

На следующий день во всех газетах писали об этой «смехотворной дуэли». Большинство обвиняло Волошина, но высмеивали обоих. Саша Черный назвал Макса Волошина Ваксом Калошиным, и это прозвище моментально стало известно во всем Петербурге. Каждый из дуэлянтов был наказан штрафом в 10 рублей.

Вскоре после дуэли Дмитриева сама раскрыла мистификацию, связанную с Черубиной де Габриак. Тайна перестала быть тайной, и все узнали, что загадочная иностранка с трагической судьбой – на самом деле обыкновенная русская девушка.

Маковский был страшно разочарован, ведь образ реальной женщины не шел ни в какое сравнение с фантазией. Разоблачение приобрело невиданный резонанс, сразу после читательского интереса к творениям Черубины угас, будто бы стихотворения вмиг потеряли для читателей все свое очарование.

У Дмитриевой после случившегося наступил творческий кризис, она ничего не писала в течение 5 лет. В 1911 г. она вышла замуж и уехала в Туркестан.

Кстати, интересный факт для краснодарцев. В 1921 году поэтессу вместе с мужем арестовали и выслали из Петрограда («потому что мы дворяне», как писала она одному из своих корреспондентов тех лет). Она оказалась в Екатеринодаре, где руководила объединением молодых поэтов и познакомилась с С. Маршаком. Совместно с ним она работала над детскими пьесами (сборник пьес был переиздан четырежды). И вместе с Самуилом Яковлевичем Маршаком Дмитриева стояла у истоков образования кукольного театра, ныне Краевого Краснодарского театра кукол.

Что касается давешней дуэли, то примирения между двумя поэтами так и не состоялось...

Прекрасного вам воскресного дня!